Дмитрий Авалиани

Я — ящерка ютящейся эпохи, щемящий шелест чувственных цикад, хлопушка фокусов убогих, тревожный свист, рывок поверх оград. Наитие, минута ликованья, келейника исповедальня. Земная жизнь еще дарит, горя, высокое блаженство алтаря.

Прости мне друг, живущий уже там, где не тверды ни камень, ни металл, лишь образы горят. Прости, что ты зарыт, а я иду, и лед под тяжестью звенит. Не веривший в бессмертие души, теперь скажи, ты сильно удивлен или, напротив, скукой раздражен, что превратился в буквы, падежи, или не этим вовсе жив, ты нежно лишь глядишь на небосклон.

Благовещенье — сева начало, обнимание неба с землей, отозвалась, вздохнула, сказала, Да! — ответила, Боже ты мой.

И как будто часы переставя на декретное время в себе, задышала незримою славой — где-то ангел играл на трубе.

Весна — это самое русское, это резкая нищенства грань и горящего золота курская соловьиная, львиная брань.

И неправда, что в нас лишь осень, увядание, слабости дань. Среди туч разорванных просинь просит: выразись, вырвись, глянь.

Ну, прагматики, лады — выдали китам гарпун!

А ну, глянем, сменя лгуна.

А нуля мал пень. Не пламя — луна.

Вал снов. Звон слав.

Я не меж иными я и «мы» ниже меня.

За горек ужас Азии, за сажу, керогаз,

за тину в яме, рвоту то время — в унитаз.

Я и ты — боги. О иго бытия!

Ум роняю, не ценю я норму.

Мать сущему — мадам, Адам, умещусь там.

Цели жены тонки, лоно — нолик, но ты не жилец.

Римлян бог обнял мир.

Римлян дебош обеднял мир.

Ад я лишил яда.

Попались, сила — поп.

Там от Вани барак и, ржа, жри карабин, автомат.

Там оракул зарыт и Лолиты разлук аромат.

Роз вид жалок, укола жди, взор.

Коли мили в шагу, жди Джугашвили, милок.

Гашу шаг.

А колба-город тесен, несет дорога Блока. О кони! До Яра! За город! Дорога, заря, одиноко.

Зари шафран. От сада стон. Арфа, Шираз.

Ганс обругал абсурд: рус — балагур, бос, наг.

Не дебил же, еж'ли беден.

Ганди вид наг.

Мы велики левым.

А дебилов томит — им от воли беда.

Ты, блин, гад. Да, гнил быт.

У тени или мафии фамилии нету.

Тени ловит яма памяти. Воли нет.

Те — у кровати, та воркует,

те — загудят от яду газет.

От Эроса зло, мол, засор это.

О тело! О лето!

Ох эти тела — а-а-а летит эхо.

Узнику — квартиру, кучу кур и травку кинзу.

Дорого небо, да надобен огород.

Голод никак уж, и сонно сижу, как индолог.

Карабин-политрук нам матушки-каши не варит, сечен Икар-маниак, не доходен Каина мрак, и не чести равен ишак, и к шутам манкурт, и лопни, барак.

Сор повис у роз,

о Руси вопрос.

Муза размотана. Довод, анатом, за разум.

Рим еле видим и кони, дома... Тьму азиата таи, заумь там. Одиноким иди, Велемир.

1. С кесарем конец, оценок мера — секс.

2. С семенем ток — к отмене месс.

3. Не летим, отуманены, но с осени в варваре ветер. Тропа нужна хилым смерти. И трем — смыли ханжу на портрете. Вера в раввине. Сосо ныне нам утомителен.

4. Корит семит с елеем звон. О тени! Обух — моветон. Гол Аид. Яр зенит. В тине, в закатах атака звенит. В тине зря диалог, но те во мху бои — не то. Но в змее лести — мести рок.

5. В кубе шар как бы засел, курс «ура» полям слезу влил, в узел смяло парус рук. Леса зыбка краше букв.

1. Ах, у печали мерило, но лире мила чепуха.

2. Ах, ортопедов в воде потроха.

3. Ах, у Сары дыра суха.

4. Ах, у полянок дивен мне вид коня, лопуха.

5. Ах, осина в иконе летит, и теленок-Иван, и соха.

6. Ах, и неженку свалит у крова вор-кутила в сукне жениха.

7. Ах он стерва, да врет сноха.

8. Ах, ах-ха-ха.

1. Я и ты — база бытия,

2. ты — быт,

3. я омыт, ты — моя,

4. я и ты — базара зло, балабол — зараза бытия,

5. я и ты — берег ал, влага, канал, плана кагал в лагере бытия,

6. я и ты — бичи, лук зол, у кос в соку лоз — куличи бытия,

7. я и ты будем в чем? — меч в меду бытия.